Мико - Страница 166

166

Это вырвалось у него так, словно пробудился долго молчавший вулкан. Он снова принял свой воинственный вид.

— Я не переношу таких вопросов, Акико-сан. Ты прекрасно знаешь об этом и все-таки продолжаешь задавать их.

— Но я же человек, — сказала она с грустью, — чего не скажешь о тебе, “оябун”.

Он засмеялся низким гортанным смехом.

— “Оябун”, вот как? Ну хорошо, Акико-сан, очень хорошо. Ты видишь меня насквозь. Как твой наставник, твой повелитель я расскажу тебе об этом, потому что ты умеешь поднять мое настроение.

Теперь он подозревал, что непоколебимые ранее основы его существования разрушаются под ее влиянием. Ослепительные лучи солнца прорвались сквозь просветы в облаках; чувства переполняли Сайго, и озаренный светом ландшафт показался ему чужим, отгороженным невидимой границей. И словно из глубокой тьмы, мерцая огненными языками, перед ним предстал погребальный огонь.

Казалось, сейчас, когда он смотрел на Акико, его внезапно осенила мысль, что на самом деле он никогда не любил Юко и не мог понять, что в отношениях между людьми вместо отчуждения и эгоистического удовлетворения может возникнуть особая теплота чувств.

Он жадно вбирал глазами Акико с глубоким сексуальным волнением. Он не испытывал к ней той агрессивной тяги, какую испытывал к Юко или к многочисленным партнерам-мужчинам. Он ощущал теплоту, которая была для него утешением. Он понял, что говорил ей сегодня не то, о чем думал, причиняя ей страдания, сам того не подозревая.

Внезапно стало темнеть, небо заволокло пеленой низких облаков. Воздух сделался влажным и тяжелым. Все предвещало скорый дождь или снег. Темный пурпур сумерек опустился на землю.

— Похоже, что надвигается буря, — сказал он. — Пора уходить.

Он пытался отвести от нее свой взгляд, но не мог. Сейчас он был похож на ребенка, перед которым поставили вазу со сладостями. И в то же время он хотел оборвать невидимую нить, которая все туже связывала их. Для него было важно вновь вернуть самообладание и доказать себе, что новые чувства не повлияли на систему его ценностей, не изменили их, что непоколебимое воинственное начало все еще бурлит в его жилах.

Он поднялся и направился прочь, словно забыл о ее существовании. Акико собиралась пойти за ним, но заметила, как он свернул с дороги, будто что-то искал среди сосен.

В этот момент он повернулся. Левой рукой он держал за загривок мохнатое серое существо.

— Эй, Акико-сан, смотри кого я нашел! Волчонок!

Акико осторожно приблизилась к нему. Он весь светился такой беззаботной, почти детской радостью. Она подумала, что приятно видеть его таким восторженным и беззаботным. Как бы она хотела продлить эти минуты! Но тут что-то стремительно пронеслось по воздуху в сторону, где стоял Сайго. Акико хотела крикнуть и предупредить его об опасности, но было слишком поздно.

Нечто большое и серое, рыча, накрыло Сайго своим телом. Сайго покачнулся и повалился на бок. Он машинально выпустил из рук волчонка. Но волчица рвала человека с беспощадной жестокостью.

Акико отпрянула, глядя, как два тела — человека и зверя — катаются по заснеженной земле. Она изогнулась, стараясь ухватить волчицу за загривок и освободить Сайго, но тот, отбиваясь, упал и, увлекая за собой зверя, покатился по насыпи вниз к реке.

Акико побежала к краю насыпи — до берега было в высоту футов двадцать; она увидела, что Сайго весь изогнулся, а лицо его искажено неистовой болью. Цепляясь за что попало, она сползла вниз по насыпи. Приземлившись на ягодицы, начала отчаянно бить зверя ногой, стараясь попасть носком ботинка в морду волчицы.

Волчица вдруг подскочила в воздухе, взвизгнула и, приседая на бегу, понеслась в сосновую рощу, где остался детеныш.

Акико стояла на коленях возле Сайго. Его лицо, плечи и предплечья были изранены. Следы от волчьих зубов виднелись повыше левого запястья. Однако все это было не так страшно, как изогнутый под неестественным углом позвоночник. Расширенные зрачки Сайго свидетельствовали о страшной боли, которую он сейчас испытывал.

С крайней осторожностью она перевернула его на живот. Она сразу поняла, что при падении он повредил верхнюю часть позвоночника об острые камни выступа насыпи. Бережно, словно врач, она провела пальцами по его изуродованной спине. Три, а может, и четыре позвонка были повреждены.

Она глубоко вздохнула. Помимо всего прочего Сунь Сюнь был сэнсэй “коппо”. Двумя пальцами он мог сломать любую кость в теле врага. Это было наиболее распространенной и хорошо известной частью “коппо”. Но Сунь Сюнь научил ее и другому виду “коппо”: “кацу”. Это была форма возвращения к жизни.

Однажды она видела, как он применяет “сэйкоцу”, разновидность “кацу”, и попросила его научить ее этому более эзотерическому и сложному искусству. Практике костоправов.

Акико понимала, что если она начнет лечение и допустит ошибку, то, вероятно, обречет Сайго на жизнь полупарализованного инвалида. А для него это все равно что смертный приговор. Но разве у нее есть выбор? Двигать его нельзя. И нельзя оставить одного даже на то время, какое понадобится, чтобы найти телефон. Он был уже в шоке и потерял сознание, значит, невозможно спросить, согласен ли он; если же она промедлит, его защитные силы могут истощиться, и он умрет.

Итак, она отбросила все свои страхи и принялась за работу. Двадцать минут она работала с одним лишь небольшим перерывом. Как она и предполагала, четвертый позвонок был поврежден. Она не знала, поможет ли здесь “сэйкоцу айки” и не знала, можно ли продолжать.

Она закрыла глаза и стала искать то немыслимое, что определялось знамением, голосом Разума. И тут инстинкт и нечто большее — чувство космической гармонии — подсказали ей, что нужно делать. Воздействуя большими пальцами рук на кюсё — жизненные точки — по обеим сторонам позвоночника, она стала нажимать внутрь и в стороны. Услышав звук, похожий на тот, с каким вылетает пробка из бутылки шампанского, она возблагодарила Будду за то, что он дал ей усердие и силу духа.

166