Мико - Страница 183

183

Когда Котэн ушел, Проторов взял бумаги, украденные его агентом из “Тэнсин Сёдэн Катори-рю”. Он взглянул на правую руку Николаса, висящую на ремне, стягивающем два пальца и запястье. Сломанные пальцы распухли и потемнели.

— Как на него может подействовать боль?

— Вернет часть сознания.

— Это повлияет на работу мозга?

— Нет, определенно, нет.

Проторов кивнул, взял Николаса за мокрые волосы и поднял его голову. Он бил его по щекам, пока Николас не открыл глаза. Затем он поднес к его затуманенным глазам страницу зашифрованного текста.

— Посмотри, — сказал он тихо. — Ты должен это прочитать, Николас, тебе это понравится.

Николас поморщился. Он чувствовал страшную боль, проникающую в тело отравленными иглами. Все происходящее, казалось, было далеко, а может быть, это вообще сон или галлюцинация.

Надо сконцентрироваться, и он попытался это сделать. Ему казалось, что он окутан ядовитым газом. Он не мог из него выбраться, он бежал, но оставался на одном месте. Или ему казалось, что он бежит?

Черное и белое разделялись, соединялись снова, чтобы исчезнуть и появиться опять.

— Читай, — услышал он команду из луча белого света, который горел у него в мозгу.

Надо это сделать. Прочитать. Знаки плыли у него перед глазами, как испуганные рыбы, как языки пламени, как дождинки. Много дождинок. Много букв.

Это не буквы. Иероглифы.

Он прочитал. У него перед глазами было то, что он так долго пытался найти. “Тэндзи”.

“Три года назад... “Харэ Мару” потерялся в море во время тайфуна... более пятидесяти человек погибло... моряки и гражданские лица... самая большая катастрофа на море за последние двадцать пять лет... Подводные спасательные работы начались немедленно, как только улучшилась погода на месте последней радиосвязи... пролив Немуро”.

Он стряхнул тупую боль. Белый пронзительный луч исчез, когда он опустил внутреннюю преграду.

Тишина. Он вышел из состояния “гёцумэй но мити”, которое не помогло и потому было бесполезно в дальнейшем; Он начал возвращать тело к жизни, начиная с кончиков пальцев. Некоторые пальцы он почему-то не чувствовал. В затянутом облаками небе взошла луна, на фоне ее светлого лика были заметны бесконечные движения этих облаков.

Николас стал медленно собираться, несмотря на громадное количество химикалиев, которые ему вкололи. Он начал сложный процесс расщепления этих веществ на безвредные компоненты, которые будут затем изгнаны из его тела, прибегнув к технике ниндзюцу, известной как “Огавано-дзюцу”. При этом он делал именно то, чего добивался от него Проторов, — выяснял секрет “Тэндзи”.

Он не мог не понимать, что перед ним шифр. Шифр “Тэнсин Сёдэн Катори”. Он так же не мог не понимать, что если его враг показывает ему этот документ, значит, больше никто его прочитать не может. И если Николас умрет, это будет конец — Проторову нечего представить и нечего использовать.

Следовательно, решил Николас, после того как он дочитал документ, он должен умереть. И несмотря на то, что в голове крутилась мысль о сокровенном знании “Тэндзи”, несмотря на то, что он вспомнил мечту Сато о конце периода детской зависимости Японии от всего мира и начале периода зрелости, Николас начал процесс самоумерщвления.

Проторов стоял всего в одном шаге от него, но не мог понять, читает ли Николас или просто смотрит. Знает он шифр или нет?

— О чем там говорится? — повторял он снова и снова. — Говори, говори, говори.

Но глаза Николаса блуждали по страницам, и Проторов заметил, что они затуманились.

Между ними встал врач.

— Достаточно, — сказал он, прикладывая стетоскоп к сердцу Николаса.

Вдруг он отбросил стетоскоп в сторону и принялся резко надавливать на грудь Николаса кулаком, прижатым к ладони.

— Я вас предупреждал, — говорил он между толчками. — Мы теряем его.

— Нет! — закричал Проторов. — Вы должны его спасти! Я приказываю!

Врач мрачно ухмыльнулся.

— В отличие от вас, товарищ, я знаю, что я не Бог. Я не могу воскресить его из мертвых. — Он опустил руки, посмотрел на них и повернулся к Проторову: — Я не могу исправить то, что вы сделали, полковник.

— Сделайте это, доктор! — Проторов был вне себя. — Он ничего мне не сказал! Совсем ничего!

— При приеме подобных средств всегда существует подобная опасность. Граница слишком... — Он отлетел к конструкции, на которой был подвешен Николас, Проторов ударил его кулаком. — Вы за это ответите, полковник, — сказал он, вытирая разбитую губу. — Я сообщу об этом в центр.

— Это вы! — Проторов уже не кричал, он ревел. — Это вы его убили! — Руки его тряслись от ярости. “Тэндзи”, встреча ГРУ — КГБ, переворот, все пошло прахом, растворилось в воздухе.

— Русилов! — крикнул он. — Отведи его в камеру. Если будет рыпаться, всади ему пулю в лоб.

Он схватил врача за рубашку и притянул к себе.

— Это была ваша последняя угроза, — произнес он и отпихнул врача от себя.

Русилов, положив одну руку на свой пистолет, схватил врача за предплечье мертвой хваткой.

Глядя, как его уводят, Проторов тщетно пытался взять себя в руки, но гнев бурлил в нем, его трясло, как дерево в грозу. Он не мог в это поверить. Как такое могло произойти? Это было непостижимо. Он не хотел верить в это.

Снова повернувшись к обмякшему телу Николаса, он осмотрел его, как охотник трофей. Он ненавидел его до боли. Вспомнил, как однажды сбросил на пол деревянное распятие, покрашенное белым с золотом. Ярко-красные капли на ладонях, на скрещенных стопах, на израненном лбу. Распятие разбилось, и он наступил на обломки своими нечищеными ботинками. Тогда его поразило, что страдание, которое он причинил владельцу распятия, не ослабило, но укрепило его веру.

183